Содержание → 20. Ныне: век 76, лето 3, вересень → Часть 9
Почему бы этим паутинкам тоже не превратиться в трубы — только ведущие не от него, а к нему. И как из него высосали злобу, так он высосет несчастье.
Тут его, однако, ждало разочарование. Быстро выяснилось, что если злоба представляет собой некую субстанцию, на которую можно воздействовать физически, то несчастье оказалось неуловимым. Похоже, оно складывалось из многих составляющих: то невозможности увидеть далекого и желанного, то — увидев его, наконец! — из невозможности поговорить, а все-таки поговорив, — из невозможности коснуться; и била несчастную нервная дрожь, и бросало в жар да в холод; и всякий раз, достигнув очередной ступени несчастья, жившего в девичьих душах, Свет обнаруживал новую, очередную ступень… Какая из них была фундаментом, он не знал, а чтобы вычистить все, не хватало сил. К тому же, он быстро начал подозревать, что вычистив все ступени несчастья, он попросту лишит вычищаемых жизни…
А потом он обнаружил еще одну паутинку-ниточку, она уходила во мрак, столь плотный и далекий, что Свет, коснувшись ее, испугался. Ему показалось, будто тот, к кому идет паутинка, только и ждет, чтобы явиться сюда и начать терзать Света. Как паук муху…
Наверное, поэтому Свет и потянулся к оному пауку — в конце концов, сколь можно бояться!
В спальне кашлянули.
Свет поднял голову:
— Кто здесь?
Ему www.offshore-web-development.com не ответили, но паутина стала растворяться во мраке, а потом стал растворяться непонятно в чем и сам мрак. Словно чернила разводили молоком — по капле, по капле…
— Забава, это вы? Идите сюда…
Послышались легкие шаги. На кровать присели.
Мрак стремительно исчезал — молоко хлынуло в чернила струей.
Теплая ладонь коснулась его чела, и от прикосновения этого повеяло родным и близким, казалось бы, давно забытым, но вот воскресшим сейчас, словно и не было позади многих и многих лет.
— Мам-ма! !!
— Да, мой хороший…
— Мама. — Он отшатнулся к стене. — Как вы сюда попали? Ведь вы… — Слово «умерли» застряло в горле, и получился какой-то полухрип-полувсхлип.
Теплая ладонь нашла его ланиту. Мрак исчез окончательно и бесповоротно.
Она сидела с краю, такая знакомая и такая молодая. Совсем не та старуха, что он видел на похоронах… Сиренево-черное платье, но не то, что носила Снежана, а давно забытое, мягкое, домашнее, прикосновение к которому родило ощущения уюта и защищенности. И никаких косичек-хвостиков…
— Как я могла сюда не попасть, мой хороший? Ведь моему сыну плохо!
Знакомая ладонь легла на затылок. Лицо Света ткнулось в теплое и мягкое. И слезы брызнули из глаз. Нет, ничто не было забыто…
— Да, мама, мне плохо… мне ужасно… мне невыносимо…
Слова рвались из души, но рыдания не пускали их.
Она отпустила его голову:
— Поплачьте, сыне, поплачьте. Слезы смывают не только грязь…
И он плакал.
А когда выплакался, она мягко проговорила:
— Что случилось, сыне? Почему вы позвали меня?
— Но я не… — Свет оборвал себя. Раз она говорит — позвал, значит так и есть. — Я не ведаю, мама… Происходит что-то странное. Кажись, я начинаю сомневаться в том, чему меня учили. Кажись, волшебство совсем не такое, каким я себе его представлял. Или я навоображал себе невесть чего, или против меня действуют силы, которые сродни богам.
— Боги милосердны, сыне. Даже когда они допускают жестокость, ими движет допрежь всего милосердие.
Закладки
Контактная форма
Для связи заполните все обязательные поля.
Обратная связь © 2010 — www.roman-ochabruk.narod.ru
